Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Неуловимые тайны 3 страница






Кастанеда, смеясь, рассказал нам, что в таких местах вас первым делом спрашивают, умеете ли вы «готовить яйца». Что бы это значило? Он тянул время, чтобы понять, что они имеют в виду, пока в конце концов не обнаружил, что речь идёт о различных способах приготовления завтрака из яиц. В ресторанах или кафе для водителей грузовиков приготовление еды из яиц очень важно.

В этом кафе они проработали год.

— Теперь я знаю, как готовить яйца, — смеясь, заверил он нас. — Все, что вы ни пожелали бы!

— Ла Горда тоже много работала. Она была настолько хорошей официанткой, что вскоре стала руководить всеми остальными. В конце года, когда женщина-Толтек сказала нам: «Достаточно, вы выполнили эту задачу», владелец кафе не хотел отпускать нас! Мы действительно работали очень много. Очень! С утра до вечера.

В этот год у них произошла важная встреча. Она связана с историей девушки по имени Терри, которая заехала в кафе, в котором они работали. К тому времени Джо Кордоба завоевал доверие владельца и отвечал за наем на работу и управление персоналом. Терри рассказала им, что она ищет Карлоса Кастанеду. Откуда она узнала, что они находятся там? Кастанеда не знал.

— Терри была, — продолжал он печально и давая понять, что она выглядела неопрятной и грязной, — одной из тех «хиппи», которые принимают наркотики... Ужасная жизнь. Бедняжка!

Позднее Кастанеда рассказал нам, что, хотя он так и не сказал Терри, кто он на самом деле, Джо Кордоба и его жена много помогали ей, пока она жила с ними. Он рассказал нам, что однажды она пришла с улицы очень возбуждённой и сказала, что только что видела Кастанеду в кадиллаке, припаркованном перед кафе.

— Он там, — кричала она нам, — он в машине, что-то пишет.

— Ты уверена, что это Кастанеда? Как ты можешь быть настолько убеждённой? — спросил я её. Но она продолжала:

— Да, это он, я уверена...

Я посоветовал ей подойти к машине и спросить его. Ей надо было освободиться от этого огромного сомнения.

— Скорее! Скорее! — настаивал я.

Она боялась заговорить с ним потому, что он был очень толст и очень безобразен. Я ободрил её:

— Зато ты выглядишь великолепно, скорее!

В конце концов она вышла, но сразу же вернулась, вся в слезах. Мужчина, который сидел в кадиллаке, даже не взглянул на неё и буркнул, чтобы она не приставала к нему.

— Можете представить себе, как я пытался утешить её, — сказал Кастанеда. — Мне было так больно смотреть на нее, что я чуть было не рассказал ей, кто я такой. Ла Горда помешала мне; она защищала меня.

В самом деле, Кастанеда ничего не мог ей сказать, поскольку в это время выполнял задачу, в которой он был Джо Кордобой, а не Карлосом Кастанедой. Он не мог ослушаться.

Кастанеда рассказал нам, что, когда Терри приехала, она не была хорошей официанткой. Спустя несколько месяцев, под их влиянием, она, несомненно, стала намного опрятнее, аккуратнее и внимательнее.

— Ла Горда давала Терри много советов. Мы очень о ней заботились. Она не могла себе представить, кем она была всё это время.

В течение последних лет они прошли через моменты огромных лишений, когда люди дурно обращались и оскорбляли их. Не раз он был готов открыть, кто он такой, но...

— Кто поверил бы мне! — сказал он.

Кроме того, всё решала женщина-Толтек.

— В течение того года, — продолжил он, — были моменты, когда мы были ограничены до минимума: мы спали на земле и почти ничего не ели.

Услышав это, мы захотели узнать, как Толтеки относятся к питанию вообще. Кастанеда сказал, что Толтеки не смешивают пищу разных типов, но едят постоянно.

— Толтеки едят целый день, — прокомментировал он небрежным тоном.

(В этом заявлении можно увидеть желание Кастанеды разрушить устоявшийся образ мага — существа, наделенного особой силой и не имеющего потребностей, которые есть у простого смертного. Говоря, что «они едят целый день», Кастанеда объединяет их с остальным человечеством.)

Согласно Кастанеде, смешивать разные типы еды, например мясо с картофелем и овощами, очень вредно для здоровья.

— К такому смешиванию человечество пришло совсем недавно, — заявил он. — Ограничиваться одним типом еды лучше для организма и помогает пищеварению.

— Однажды дон Хуан обвинил меня в том, что я постоянно болею. Можете представить, как я защищался! Но позднее я понял, что он прав, и стал учиться. Теперь я чувствую себя прекрасно, я силен и здоров.

Подход Толтеков ко сну также отличается от подхода большинства из нас. Важно понять, что спать можно по-разному. По мнению Кастанеды, мы привыкли засыпать и просыпаться в определённые часы, поскольку этого от нас требует общество.

— Так, например, — сказал Кастанеда, — родители укладывают детей в кровать, чтобы отделаться от них.

Мы все засмеялись, поскольку в этом утверждении была доля истины.

— Я сплю весь день и всю ночь, — продолжал он, — но если сложить всё время сна, я не думаю, что наберется более пяти часов в день.

Чтобы спать таким образом, человек должен обладать способностью сразу погружаться в глубокий сон.

Возвращаясь к Джо Кордобе и его жене, Кастанеда рассказал нам, что однажды женщина-Толтек вернулась к ним и сказала, что они недостаточно много работают.

— Она приказала нам, — сказал он, — организовать довольно большое предприятие по ландшафтной архитектуре, что-то наподобие проектирования и обустройства садов. Это новое задание женщины-Толтека не было чем-то незначительным. Нам нужно было заключить контракты с группой людей с тем, чтобы они помогали нам в течение недели, пока мы заняты в кафе. В выходные дни мы посвящали себя исключительно садам. У нас был большой успех.

— Ла Горда — очень предприимчивый человек. Мы действительно много работали в тот год. Всю неделю мы были в кафе, а по выходным водили грузовик и подстригали деревья. Требования женщины-Толтека очень велики.

— Я вспоминаю, — продолжал Кастанеда, — что как-то мы были у одного из друзей дома, когда приехали репортеры, ища Карлоса Кастанеду. Они были из «Нью-Йорк таймс». Чтобы остаться незамеченными, Ла Горда и я занялись обрезкой деревьев в саду моего друга. Издалека мы видели, как они входили и выходили из дома. В это время мой друг кричал на нас и дурно с нами обращался на глазах у репортеров. Было похоже, что на Джо Кордобу и его жену можно кричать без всяких последствий. Никто из присутствующих не вступился за нас. Кем мы были? Всего лишь бедняками, собаками, работающими на солнцепеке!

— Так мы с моим другом обманули журналистов. Но моё тело я не могу обмануть. В течение трех лет мы были вовлечены в работу, состоящую в приобретении телом нового жизненного опыта, чтобы заставить его понять, что мы, на самом деле, ничто. Истина заключается в том, что тело — не единственное, что страдает. Мозг также привык к постоянным стимулам. У воина, однако, нет стимулов, которые пришли бы к нему из окружающей среды; он не нуждается в них. Таким образом, наилучшим местом является то, где мы были! Там никто не думает!

Продолжая историю своих приключений, Кастанеда сказал, что они с Ла Гордой не раз были вышвырнуты на улицу.

— Иной раз нас прижимали к обочине проходящие мимо грузовики. Какие у нас были альтернативы? Лучше дать им проехать!

Из всего, что Кастанеда рассказывал нам, было понятно, что задачей этих лет было «обучение выживанию в неблагоприятных условиях» и «сохранение опыта дискриминации». Этот последний был «чем-то трудно выносимым, но очень информативным», — бесстрастно заключил он.

Целью работы было научиться не включаться в эмоциональные столкновения при дискриминационных провокациях. Важно не противодействовать и не сердиться. Если человек пытается противодействовать, он погиб.

— Вы не обижаетесь на тигра, когда он атакует вас, — объяснил Кастанеда, — вы отходите в сторону и даёте ему проскочить мимо.

— В другом случае, Ла Горда и я нашли работу в одном доме, она горничной, а я дворецким. Вы не представляете себе, как это закончилось! Они вышвырнули нас на улицу, не заплатив. Более того! Чтобы защитить себя от наших возможных протестов, они вызвали местную полицию. Можете себе представить? Мы попали в камеру ни за что.

— В тот год мы с Ла Гордой много работали и испытывали большие лишения. Часто у нас нечего было есть. Хуже всего было то, что мы не могли жаловаться и у нас не было поддержки группы. Эту задачу выполняли мы одни и не могли выйти из нее. В любом случае, даже если бы мы могли сказать, кто мы такие, нам бы никто не поверил. Любая задача не терпит половинчатости.

— Действительно, я — Джо Кордоба, — продолжил Кастанеда, сопровождая слова соответствующим движением тела, — и это прекрасно, поскольку вы не можете опуститься ниже. Я уже достиг того дна, на котором вы можете оказаться. Вот кто я такой. — И с этими словами он коснулся руками земли.

— Как я вам уже говорил, перед каждым из нас ставятся свои задачи. У Хенарос задачи более веселые; Бениньо сейчас находится в Чайапасе (Cнiaрas), и он в полном порядке. Он организовал музыкальную группу. У Бениньо удивительный дар имитации; он подражает Тому Джонсу и многим другим. Паблито ничуть не изменился; он очень ленив. Бениньо делает дело, а Паблито празднует успех. Бениньо работает, а Паблито собирает аплодисменты.

— Сейчас, — сказал он как бы в заключение, — все мы закончили свою работу и готовимся к новым заданиям, которые женщина-Толтек даст нам.

История Джо Кордобы и его жены произвела на нас большое впечатление. Она имела отношение к тем сторонам жизни, которые не попадали в его книги. Мы хотели знать, написал ли он или, может быть, пишет что-нибудь о Джо Кордобе.

— Я знаю, что Джо Кордоба существовал, — сказал один из нас, — он должен был существовать. Почему бы вам не написать о нём? Из того, что вы нам рассказали, история Джо Кордобы и его жены произвела на меня самое большое впечатление.

— Я как раз отдал новую рукопись моему агенту, — ответил Кастанеда. — В этой рукописи изложено учение женщины-Толтека. Иначе и не могло быть... Название, возможно, будет «Сталкинг и искусство жить в мире» («The Stalking and the Art of Being in The World»)*. Этой рукописью я обязан ей. Искусству сталкинга должна обучать женщина. Женщины хорошо знают его, поскольку в их жизни всегда есть враг; то есть они всегда «идут на цыпочках» в мире мужчин. Именно по этой причине, поскольку женщины давно практикуют это искусство, принципам сталкинга нас обучает женщина-Толтек.

* Эта книга была опубликована в 1981 году под названием «Дар Орла». — Прим. автора.

 

— В этой последней рукописи, однако, нет ничего конкретного о жизни Джо Кордобы и его жены. Я не мог написать подробно об этом, поскольку никто бы не понял и не поверил. Об этих вещах я могу говорить с очень немногими... Да, дух последних трех лет присутствует в книге.

Возвращаясь к женщине-Толтеку и её природе, Кастанеда отметил, что она очень отличается от дона Хуана.

— Она не любит меня, — сказал он, — Ла Горду — напротив — да, она любит её! Женщину-Толтека вы не можете ни о чём спросить. Ещё до того, как вы заговорите с ней, она уже знает, что именно она должна ответить. Кроме того, вы должны бояться её; когда она в гневе, она может ударить, — заключил он, делая множество жестов, которые указывали на его страх.

Мы немного помолчали. Солнце садилось, и его лучи пробивались к нам через листву деревьев. Мне стало немного холодно. Мне казалось, что было около 7 часов вечера.

Похоже, Кастанеда тоже обратил внимание на время.

— Уже поздно, — сказал он, — что вы думаете о том, чтобы перекусить? Я приглашаю вас.

Мы встали и пошли. Кастанеда нес мои книги и тетради часть пути. Лучшим решением было оставить всё в машине. Так мы и сделали. Освободившись от ноши, мы прошли несколько кварталов, оживленно беседуя.

Всё, чего они достигли, требует многих лет подготовки и практики. Одним из примеров является упражнение сновидения.

— Того, что выглядит таким глупым, — выразительно подтвердил Кастанеда, — очень трудно достичь.

Упражнение состоит в обучении видеть сны по своему желанию и систематичным образом. Вы начинаете со сновидения, в котором кисть сновидящего входит в поле его зрения. Затем вы видите всю руку. Вы продолжаете прогрессировать в том же духе, пока наконец не увидите в сновидении себя целиком. Следующий шаг состоит в том, чтобы научиться использовать сновидения. То есть, как только вы научились контролировать их, вы должны научиться действовать в них.

— Например, — сказал Кастанеда, — в сновидении вы видите себя, вы покидаете своё тело, открываете дверь и выходите на улицу. Улица — это такое безобразие! Что-то покидает вас, что-то вы приобретаете.

По словам Кастанеды, сновидение не занимает много времени. То есть время сновидения нельзя засечь по часам, это нечто очень компактное.

Кастанеда дал нам понять, что во время сновидения происходит тяжёлое физическое истощение.

— В сновидении вы можете прожить долго, — сказал он, — но тело будет негодовать. Моё тело действительно чувствует это... После сновидения появляется такое ощущение, что вас переехал грузовик.

Несколько раз, касаясь темы сновидения, Кастанеда говорил, что их действия в сновидении приносят практическую пользу. В книге «Второе кольцо силы» вы можете прочесть, что опыт, приобретаемый во время сновидения, и «часы бодрствования имеют одинаковую практическую ценность» и что для магов «критерий отличия сновидения от реальности перестает работать».

Выход за пределы собственного тела и путешествие в таком состоянии чрезвычайно заинтересовали нас, и мы захотели побольше узнать об этих явлениях.

Он ответил, что разные люди воспринимают их по-разному.

— Например, Ла Горда и я идем вместе. Она берет меня за предплечье и... мы идем.

Он объяснил нам, что существуют путешествия, в которые они отправляются всей группой. Все они постоянно тренируются, «чтобы стать очевидцами».

— Стать очевидцем означает, — сказал Кастанеда, — что вы перестаете выносить суждения. То есть этот термин относится к внутреннему зрению, не имеющему никаких предубеждений.

— Хосефина, похоже, обладает выдающимися способностями путешествия в сновидении. Она горит желанием взять вас с собой и пытается описать встречаемые чудеса. Ла Горда всегда спасает её, когда в путешествии она заходит чересчур далеко.

— У Хосефины есть замечательная способность не поддаваться сомнениям. Она сумасшедшая, сумасшедшая! — воскликнул он. — Хосефина пускается в очень далёкие путешествия, но она не хочет идти одна и поэтому всегда возвращается. Возвращается и ищет меня... Её рассказы удивительны.

Кастанеда считает, что Хосефина не от мира сего.

— В этом мире, — сказал он, — её жизнь закончилась бы в каком-нибудь заведении.

Хосефину нельзя «заставить сосредоточиться на чем-то конкретном», она существо эфирное.

— В любой момент она может уйти без оглядки.

Ла Горда и Кастанеда, с другой стороны, намного более осторожны в своих полётах, особенно Ла Горда, привносящая стабильность и равновесие, которого Карлосу в какой-то степени не хватает.

После небольшой паузы я напомнила ему о видении огромного купола, который представлен во «Втором кольце силы» как место встречи, в котором дон Хуан и дон Хенаро будут ждать своих учеников.

— У Ла Горды было такое же видение, — задумчиво сказал он. — То, что мы видели, не было земным горизонтом. Это была очень ровная иссушенная местность. На горизонте вставала накрывающая всё огромная дуга, которая всё росла и росла, пока не достигла зенита. В точке зенита видна очень яркая область. Можно сказать, что это чем-то напоминает купол, излучающий янтарный свет.

Мы пытались получить от него больше информации об этом месте, буквально забрасывая его вопросами.

— Что это такое? Где оно находится? — спрашивали мы.

Кастанеда ответил, что, судя по масштабам того, что они видели, это могла бы быть планета.

— В зените, — добавил он, — было нечто напоминающее сильный ветер.

По краткости ответа мы поняли, что Кастанеда не хотел бы дальше развивать эту тему. Возможно, ему трудно было подобрать слова, чтобы описать то, что они видели. Но и без того было понятно, что эти видения, эти полёты в сновидении являются постоянной подготовкой ко вполне определённому путешествию — тому прохождению по левую сторону от Орла, тому завершающему очищение финальному прыжку, который зовётся смертью, — путешествию, во время которого мы можем сказать «мы готовы», в котором с нами всё то и только то, чем мы являемся.

— По мнению женщины-Толтека, — сказал Кастанеда, — эти видения — просто мои заблуждения. Она думает, что это мой бессознательный метод парализовать мои действия. Так сказать, метод сообщить, что я не хочу покидать мир. Женщина-Толтек считает, что своим отношением к ним я удерживаю Ла Горду от более продуктивных полётов.

Дон Хуан и дон Хенаро были великими сновидящими. В этом искусстве они достигли совершенства.

— Я удивлен, — воскликнул Кастанеда, поднося руку ко лбу, — что никто не замечает того факта, что дон Хуан — выдающийся сновидящий. То же самое можно сказать и о доне Хенаро. Дон Хенаро, например, может ввести своё тело сновидения в повседневную жизнь.

Большая степень контроля, которой обладали дон Хуан и дон Хенаро, видна из их умения быть «невидимыми». (Во всех своих книгах Кастанеда упоминал об этом умении. Во «Втором кольце силы» он описывает, как дон Хуан приказывал ему сосредоточиться на том, чтобы «не быть заметным». Нестор также говорит о том, что «дон Хуан и дон Хенаро научились быть незаметными, находясь в самой гуще событий».) Они — мастера искусства сталкинга. О доне Хенаро ЛаГорда говорила, что «он находился в теле сновидения почти всё время».

— Всё, что они делали, — с энтузиазмом продолжил он, — достойно похвалы. Я восхищен степенью контроля, самообладанием и безмятежностью дона Хуана.

— О доне Хуане нельзя было сказать, что он стар. Он не похож на других людей. В этом кампусе, например, живет некий профессор, который в дни моей молодости был уже очень известен. В то время он был на вершине своей физической силы и способности к интеллектуальному творчеству. Сейчас он едва может говорить! Сейчас я могу видеть его таким, как он есть, — глубоким стариком. О доне Хуане, напротив, вы никогда не сможете сказать что-либо подобное. Его превосходство по сравнению со мной всегда было колоссальным.

В интервью Сэму Кину Кастанеда рассказывал о том, что однажды дон Хуан спросил его, равны ли они. Снисходительным тоном Кастанеда ответил, что равны, хотя на самом деле он не считал так. Дон Хуан выслушал его, но не согласился с такой точкой зрения.

— Я не думаю, что мы равны, — сказал он, — поскольку я охотник и воин, а ты больше похож на сводника. Я готов в любой момент отчитаться за свою жизнь. Твой мирок, полный печали и нерешительности, никогда не сравнится с моим*.

* Sam Keen, Voices and Visions (New York: Нarрer and Row, 1976), р. 122.

 

Во всём, о чём поведал нам Кастанеда, можно найти параллели с другими мистическими направлениями и школами. В его собственных книгах есть цитаты из старинных и современных авторов и работ. Я напомнила ему ссылки, например, на «Египетскую книгу мертвых», «Трактат» Витгенштейна, испанских поэтов Сан Хуана де ла Круса и Хуана Рамона Хименеса и латиноамериканских писателей, например, Цезаря Валлехо из Перу.

— Да, — ответил он, — в моей машине всегда есть книги, много книг. Мне их присылают мои знакомые. Порою я читал некоторые главы этих книг дону Хуану. Он любит поэзию, но ему нравятся только первые четверостишия! По его мнению, все, что идёт за ними, — идиотизм. Он говорит, что после первого стиха теряется сила, что идёт простое повторение.

Один из нас спросил Кастанеду, занимался ли он йогой и читал ли описание различных слоев реальности в священных индийских книгах.

— Всё это чудесно, — сказал он. — Более того, у меня были довольно тесные отношения с людьми, которые практиковали хатха-йогу.

— В 1976 году мой друг, профессор Клаудио Нараньо (Claudio Naranjo), познакомил меня с учителем йоги. Мы посетили его ашрам, который находился здесь, в Калифорнии. Профессор был переводчиком в нашей беседе. Я пытался найти параллели с моим собственным опытом внетелесных путешествий. Однако учитель не сказал ничего существенного. Да, было много зрелищ и церемоний, но он ничего не сказал. Под конец нашей беседы этот тип взял металлическую лейку и стал поливать меня жидкостью, цвет которой мне совсем не понравился. Перед уходом я спросил его, чем это он меня облил. Кто-то подошёл к нам и объяснил, что я должен быть счастлив, поскольку этим учитель благословил меня. Я настаивал на том, что хочу знать, что было в лейке. В конце концов мне сказали, что все выделения учителя сохраняются: «Всё, что исходит от него, священно». Можете себе вообразить, — закончил он полушутливо, — чем завершилась беседа с мастером йоги.

Годом позднее Кастанеда встретился с одним из последователей Гурджиева. Это произошло в Лос-Анджелесе по настоянию одного из его друзей. Похоже, последователь подражал Гурджиеву во всем.

— У него была бритая голова и огромные усы, — сказал он, руками показывая размер усов. — Как только мы вошли, он энергично схватил меня за горло и нанес несколько сильных ударов. Тут же он сказал, что мне надо покинуть моего учителя, поскольку это было пустой тратой времени. Он собирался за восемь или девять занятий научить меня всему, что мне нужно знать. Можете себе представить? Всего за несколько занятий он мог научить кого-нибудь всему.

Кастанеда также сказал, что этот последователь Гурджиева упомянул об использовании наркотиков для ускорения процесса обучения.

Беседа была недолгой. Похоже, приятель Кастанеды сразу понял смехотворность происходящего и глубину своей ошибки. Он настаивал на этой встрече потому, что был убежден, что Карлосу нужен более серьёзный учитель, чем дон Хуан. После беседы с последователем Гурджиева он ушёл, сгорая от стыда.

Мы прошли шесть или семь кварталов. Некоторое время мы говорили о подобных вещах. Я вспомнила, что читала в «La Gaceta» статью Хуана Товара, в которой он упоминал о возможности снять фильм по книгам Кастанеды.

— Да, — сказал он, — в своё время говорили о такой возможности. Позднее он рассказал нам о своей встрече с продюсером Джозефом Ливайном. Наибольшее впечатление на Кастанеду произвели размеры стола, за которым возвышался продюсер, и его слова, которые были едва различимы из-за кусочка сахара, который он держал в губах.

— Он держался так, как будто стол был возвышением для трона, — объяснил он, — а я находился у его подножия. Очень могущественный человек! На его пальцах было множество колец с крупными камнями.

Кастанеда к тому времени уже сказал Хуану Товару, что последняя вещь, которую он хотел бы видеть, — это Энтони Куинн в роли дона Хуана. Похоже, кто-то уже предложил Миа Фарроу на одну из ролей...

— Снимать такой фильм очень трудно, — сказал Кастанеда. — Это не этнографическая история и не фантастика. В конце концов проект провалился. Маг Хуан Матус сказал мне, что его невозможно было бы снять вообще.

Примерно в то же время его пригласили участвовать в шоу типа Джонни Карсона и Дика Каветта.

— В конце концов, я не мог принять приглашения подобного типа. Что бы я ответил Джонни Карсону, если бы он спросил меня, разговаривал ли я с койотом или нет? Что я сказал бы? Я бы сказал да... и что тогда?

Несомненно, ситуация могла бы стать чрезвычайно смехотворной.

— Дон Хуан обязал меня засвидетельствовать существование традиции, — сказал Кастанеда. — Он настаивал, чтобы я давал интервью и устраивал конференции. Это помогало распространению книг. Позднее он заставил меня бросить всё это, поскольку работа такого сорта отнимает много энергии. Участвуя в таких мероприятиях, вы должны вкладывать в них свою энергию.

Кастанеда объяснил нам, что, печатая книги, он покрывал расходы всей группы.

— Дон Хуан, — сказал он, — поставил передо мной задачу записать все, что говорят маги. Моя задача — не что иное, как писать книги, пока однажды они не скажут мне «достаточно, на этом остановись». Какое влияние оказывают мои книги, мне неизвестно, поскольку я нахожусь в стороне от всего, что происходит здесь. Весь материал книг принадлежит дону Хуану и женщине-Толтеку. Они ответственны за все, что там написано.

Тон его голоса и его жесты произвели на нас большое впечатление. Было понятно, что в написании книг задачей Кастанеды было повиновение. Его целью было не что иное, как быть безупречным получателем и передатчиком традиции и учения.

— Я веду своего рода журнал, — продолжил он после небольшой паузы, — что-то типа учебника. За эту работу отвечаю я. Я бы хотел найти серьёзного издателя, чтобы опубликовать его и распространять между заинтересованными лицами и центрами для изучения.

Он сказал нам, что подготовил 18 частей, в которых, он надеется, ему удалось подытожить всё учение Толтеков. В работе он опирался на феноменологию Гуссерля в качестве теоретической парадигмы, чтобы быть понятным читателю.

— На прошлой неделе я был в Нью-Йорке. Я привез проект редакторам агентства «Саймон энд Шустер», но у меня ничего не вышло. Похоже, они испугались. Видимо, я в принципе не мог достичь успеха.

— За эти 18 частей ответствен только я, — задумчиво продолжил он, — и, как видите, не добился успеха. Эти 18 частей напоминают мне чем-то 18 падений, во время которых я сильно стукнулся головой. Я согласен с редакторами, что это требует напряженного вдумчивого чтения, но всё-таки... Дон Хуан, дон Хенаро и все остальные — они другие. Они изменчивы! *

 

* Судя по более позднему звонку Кастанеды, «Саймон и Шустер» в конце концов решили принять проект, о котором он так беспокоился.

 

— Почему я называю их частями? — спросил он. — Я называю их так потому, что каждая из них должна показать один из способов сломать привычное восприятие мира. Эти уникальные видения, создаваемые нашим восприятием, могут быть сломаны различными путями.

Кастанеда, пытаясь разъяснить нам то, что он хотел сказать, привёл в пример карту. Каждый раз, когда мы хотим попасть в какое-либо место, нам нужна карта с ясными и точными ориентирами, чтобы не заблудиться.

— Без карты мы не сможем ничего найти, — воскликнул он. — Но позже оказывается, что карта — это единственное, что мы видим. Вместо того чтобы видеть то, что мы должны видеть, мы видим только карту, которую несем в себе. Напротив, согласно учению дона Хуана, необходимо обрывать связи, которые ведут нас к знакомым ориентирам.

На протяжении этого вечера Кастанеда несколько раз подчеркивал, что он является «только контактом с миром». Все знания, которые изложены в его книгах, принадлежат Толтекам. Я не могла не сказать ему, что работа по организации материала из записей в связную и хорошо организованную книгу должна быть огромной и трудной.

— Нет, — ответил Кастанеда, — у меня не было никакой работы. Моя задача состояла лишь в копировании страниц, которые давались мне в сновидения х.

По его мнению, вы не можете из ничего создать что-то. Это абсурд. Чтобы объяснить нам свою точку зрения, Кастанеда поведал нам эпизод из жизни своего отца.

— Мой отец, — сказал он, — решил стать великим писателем. Поэтому он решил привести в порядок свой офис. Ему было необходимо иметь совершенный офис. Он продумал всё до малейших деталей, от украшения стен до настольных ламп. Когда комната была готова, он потратил много времени, чтобы найти подходящий стол для работы. Стол должен был быть определённого размера, дерева, цвета и т. д. Затем последовал выбор стула. Позднее ему понадобилось покрытие на стол, чтобы не повредить его поверхность. Покрытие могло бы быть пластиковым, стеклянным, кожаным, картонным. На этом покрытии отец собирался разместить бумагу, на которой он написал бы свой шедевр. И затем, усевшись за стол и глядя на чистый лист бумаги, он не знал, о чём писать. Таков мой отец. Он хотел начать с совершенной фразы. Конечно, вы не можете начать писать таким образом! Каждая фраза — лишь инструмент, нечто промежуточное. Я вижу в сновидения х каждую страницу, и успех каждой из них зависит от точности, с которой я способен скопировать их. Именно так, та страница производит наибольшее впечатление или воздействие, копируя которую мне удалось достичь наибольшей точности.

Эти комментарии Кастанеды открывают особую теорию знания и интеллектуального или артистического творчества. Я немедленно вспомнила Платона и св. Августина и их образ «внутреннего учителя». Знать означает открывать, и творить означает копировать. «Природа личности» не может претендовать ни на знание, ни на творение.

За ужином я упомянула, что читала несколько его интервью. Я сказала ему, что мне очень понравилось интервью, которое брал Сэм Кин и которое было впервые опубликовано в журнале «Психолоджи Тудей» (Рsycнology Today). Кастанеда тоже был очень доволен этим интервью. Он высоко оценил Сэма Кина.

— В те годы, — сказал он, — я знал многих людей, с которыми я хотел бы поддерживать дружеские отношения... с теологом Сэмом Кином, например. Но дон Хуан сказал: «Довольно».

Что касается интервью, опубликованного в «Тайм», Кастанеда рассказал нам, что вначале к нему в Лос-Анджелес приехал репортер-мужчина. Похоже, что дело у них не пошло (он использовал аргентинский слэнг), и репортер уехал. Затем они прислали «одну из тех девушек, которым вы не можете отказать», сказал он, заставив нас улыбнуться. Всё шло хорошо, они понимали друг друга «великолепно». У Кастанеды было впечатление, что она понимала, о чём он ей говорил. Однако, в конце концов статью писала не она. Её записи передали репортеру, который «сейчас, я думаю, в Австралии». Похоже, что он поступил с записями, которые ему передали, как ему заблагорассудилось.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.018 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал